О красивом
- Скажите, Рабинович, зачем вы, евреи,
делаете обрезание?
- Ну, не знаю... Во-первых это красиво
Мы с подругой с трепетом вступили в вестибюль Эрмитажа. Нам было по семнадцати. Мы были образованными и бывалыми ценительницами искусства. С шести лет разглядывали альбомы издательства Артия-Прага. И даже в Эрмитаже успели по разочку побывать в детстве, хоть жили далеко от Ленинграда. Теперь
я равнодушна к позднему барокко, но тогда нас переполнял восторг соприкосновения с безупречными отполированными или золоченными деталями интерьера. Ах, голубоватые колонны с коринфскими капителями, балюстрада, каждую мраморную балясинку которой хотелось ласково погладить, плоские безупречно овальные ступени, ах, нежнейшие арочки галереи. Белые пилоны с золоченными навершиями, сложная ритмическая мелодия межоконных интервалов, необязательные но очаровательные фигурки каких-то античных сцен, частью барельефами, частью фресками заполнявшие небольшие пустые местечки волшебного пространства Иорданской лестницы. Оно казалось более, чем трехмерным. Помимо длины, ширины и высоты там было еще что-то.. Закругление какое-то...
Мы прошли внутрь дворца.
Глядели, улыбаясь на пышноволосых тициановских женщин, умилялись мальчику Мурильо, долго стояли перед автопортретом Ван Дейка, который смотрел на нас в упор с легким пренебрежением. Любовались лукавым Амуром Д'Эпине, изумляясь, что под мокрым плащом мраморной статуи так ясно видна опасная улыбка всеобщего соблазнителя.
А потом попали в огромную выгородку, в которой располагалась временная выставка Матисса, свезенного из лучших музеев мира.
Повторяю еще раз - мы были интеллигентными девушками и знали, что Матисс должен нам нравиться. Но корявые красноватые жуткие тела "Танца" внушали отвращение. Унылые цвета "Музыки" были неприятны. Аквариум с рыбками, казалось вот-вот соскользнет с кособокого, хотя и круглого столика.
И мы бродили от картины к картине, стараясь полюбить их и не находя в себе ничего, кроме туманных сведений о французской революции в живописи начала двадцатого века. Картины были мучительно непохожи на то, что они изображали. Мы устали, но не уходили. И упорство было вознаграждено. Я расслабилась и оглядела стену, не пытаясь разобрать деталей. Прямоугольники в рамках - почти все - были замечательно красивы. Те же рыбки, те же скатерти и драпировки доставляли радость без того, чтобы узнавать названия картин и соотносить их сюжеты с чем-то другим.
Они были независимы от всего прежнего, изображенного на холстах. Просто красивы, как цветущий луг, который не старается быть похожим на другой луг. А цветет сам по себе не для нас и не оглядываясь на нас.
Мало кто решится употребить слово "красивый" по отношению к картинам Саврасова или Эль Греко. Оно как бы неуместно, даже пошло, когда говорим об искусстве.
Ну, как хотите...
А мне красиво
делаете обрезание?
- Ну, не знаю... Во-первых это красиво
Мы с подругой с трепетом вступили в вестибюль Эрмитажа. Нам было по семнадцати. Мы были образованными и бывалыми ценительницами искусства. С шести лет разглядывали альбомы издательства Артия-Прага. И даже в Эрмитаже успели по разочку побывать в детстве, хоть жили далеко от Ленинграда. Теперь
я равнодушна к позднему барокко, но тогда нас переполнял восторг соприкосновения с безупречными отполированными или золоченными деталями интерьера. Ах, голубоватые колонны с коринфскими капителями, балюстрада, каждую мраморную балясинку которой хотелось ласково погладить, плоские безупречно овальные ступени, ах, нежнейшие арочки галереи. Белые пилоны с золоченными навершиями, сложная ритмическая мелодия межоконных интервалов, необязательные но очаровательные фигурки каких-то античных сцен, частью барельефами, частью фресками заполнявшие небольшие пустые местечки волшебного пространства Иорданской лестницы. Оно казалось более, чем трехмерным. Помимо длины, ширины и высоты там было еще что-то.. Закругление какое-то...Мы прошли внутрь дворца.
Глядели, улыбаясь на пышноволосых тициановских женщин, умилялись мальчику Мурильо, долго стояли перед автопортретом Ван Дейка, который смотрел на нас в упор с легким пренебрежением. Любовались лукавым Амуром Д'Эпине, изумляясь, что под мокрым плащом мраморной статуи так ясно видна опасная улыбка всеобщего соблазнителя.
А потом попали в огромную выгородку, в которой располагалась временная выставка Матисса, свезенного из лучших музеев мира.
Повторяю еще раз - мы были интеллигентными девушками и знали, что Матисс должен нам нравиться. Но корявые красноватые жуткие тела "Танца" внушали отвращение. Унылые цвета "Музыки" были неприятны. Аквариум с рыбками, казалось вот-вот соскользнет с кособокого, хотя и круглого столика.
Они были независимы от всего прежнего, изображенного на холстах. Просто красивы, как цветущий луг, который не старается быть похожим на другой луг. А цветет сам по себе не для нас и не оглядываясь на нас.
Мало кто решится употребить слово "красивый" по отношению к картинам Саврасова или Эль Греко. Оно как бы неуместно, даже пошло, когда говорим об искусстве.
Ну, как хотите...
А мне красиво