RIP
Павлик открыл дверь. Она противно заскрипела. Вообще-то тяжелая дверь была подвешена на надежных петлях, сделанных из отличной стали и добровольно скрипеть не стала бы. Но Павлик был перфекционист. Когда он строил склеп, то материалы выбирал наилучшие, не смущаясь затратами. А когда стал привидением, то предпочел затхлое подземелье, развевающиеся белые гробовые пелены и скрипучие двери. Хотя, разумеется, в склепе был свежий воздух и похоронили Павлика отнюдь не в саване, а в костюме от Армани, накрахмаленной сорочке и при дорогом шелковом галстуке.
Свою смерть Павлик помнил неотчетливо. Кажется, какая-то авария. Да это было и не интересно. После смерти он сильно изменился. То, что раньше казалось важным, выцвело и почти потеряло значение. Зато некоторые события, о которых он не вспоминал многие годы, стали яркими и и заняли все его мысли. Он неясно видел людей, они казались нечеткими в очертаниях и похожими друг на друга. Однако, кое-какие интересы, связанные с материальным миром, у него еще сохранились.
Павлик сосредоточился и появился в своем кабинете на верхнем этаже медицинского центра, которым он владел и управлял уже много лет. За его столом сидел младший компаньон Платоша Сидоров и что-то писал, порхая всеми десятью пальцами над клавиатурой. Павлик не разглядел выражения его лица - при жизни так выглядели предметы, если бы на них посмотреть без очков. Зато рядом с Платошей, прямо на столе сидел небольшой задорный чертик, который Павлику явно обрадовался.
- Что, - спросил Павлик, - мухлюет?
- А то! - весело ответил черт. Он и раньше был не промах. А теперь еще и лекарства покупает подешевле. Какие-то сомнительные... А уж с налогами что творит!
- Ну и черт с ним! - равнодушно сказал Павлик и двинулся в операционную. Оперировал Олег, любимый ученик. Вокруг стола работали еще несколько человек. Павлик только догадывался, что это ассистенты, медсестры, стажеры и анестезиолог. Они были совсем призрачными. За плечом Олега стоял полноценный и могучий на вид ангел-хранитель. Он с удовольствием пожал руку Павлика и даже похлопал его по плечу.
- Теперь я при нем, - сказал Хранитель. - Хороший парень! Через несколько лет будет не хуже тебя.
- Ты не отвлекайся! - строго ответил Павлик. Помню я, как ты один раз отвлекся. До сих пор мороз по коже... Но вообще я рад, что при нем именно ты. Ну, прощай! Больше не увидимся. Они обнялись, и Павлик удалился из больницы.
Он немного полетал над городом, размышляя, не вернуться ли в склеп. Куст сирени привлек его внимание. Павлик забрался в самый аромат. Он не слышал ни детского крика, ни шума машин за оградой парка, легкая усталость и блаженный покой овевали его, как ветерок. Дух продремал так пока не почувствовал себя свежим и деятельным.
Через мгновение Павлик оказался у письменного стола за которым сидел его сын Митя. Они были близки при жизни Павла, и он стал видимым на секунду, причем одет был в майку, домашние штаны и шлепанцы. Митя заплакал.
- Папа, - сказал он, - я так скучаю по тебе. Мне уже сорок, у меня и жена, и любовница, а ближе тебя никого. И писать не могу. С тех пор, как ты умер - ни одного слова из себя не выдавил. Это так мучительно... что ни напишу - как будто чужие строчки. Это не стихи, а мерзость. Папа, помоги мне...
Павлик оглянулся - под потолком летала тетка с невероятной грудью, видной даже со спины, тяжеленными складками жира на животе и тощей задницей. Пронзительные светло-голубые глаза и кривые желтые зубы дополняли образ музы.
- Ты как сюда попала? - с любопытством спросил Павлик.
- Да я не знаю... - заныла тетка. Я жила при одном мужике - он патриотическую прозу писал. Все было отлично. А как ты помер, в эфире задули ветры, ураганы и смерчи. Меня в такой затянуло и я оказалась тут. А тутошняя девица, увидев меня, ахнула и исчезла. Я хочу домой, к своему майору. Небось он без меня скучает. У него план горит. Издатель, поди, звонит через день. А он без меня, как без рук. Ни героя прорисовать, ни сюжетный ход выдумать. Ну сделай что-нибудь, профессор! Ты же умный!
Павлик еще раз взглянул на нее.
- Понял, понял, кто твой подопечный, - сказал он. - Держись за меня. Сейчас вернешься к своему Захару. Тот без тебя вообще писать перестал. Свихнулся с тоски. Под пули полез...
Он перекинул тетку к ее писателю и она в восторге наградила его жарким поцелуем. Оттираясь, Павлик вернулся к сыну. Митя спал, положив голову на руки, а руки на стол. Лицо его еще было в слезах. Отец поцеловал лысеющую макушку, погладил по голове худосочную девицу с испуганным лицом, робко зависшую над Митей, хотел дать ей наставления, но вспомнил, что не смыслит в этом деле ни бельмеса. Все же он был умным человеком.
Больше ничего интересного Павлик придумать не мог. Вечность не казалась ему слишком долгой. Он вернулся в склеп. С месяц потусовался на кладбище среди других привидений. А потом переместился в лондонскую редакцию журнала "Ланцет" и стал исполняющим обязанности музы над правым плечом главного редактора журнала Ричарда Хортона
Свою смерть Павлик помнил неотчетливо. Кажется, какая-то авария. Да это было и не интересно. После смерти он сильно изменился. То, что раньше казалось важным, выцвело и почти потеряло значение. Зато некоторые события, о которых он не вспоминал многие годы, стали яркими и и заняли все его мысли. Он неясно видел людей, они казались нечеткими в очертаниях и похожими друг на друга. Однако, кое-какие интересы, связанные с материальным миром, у него еще сохранились.
Павлик сосредоточился и появился в своем кабинете на верхнем этаже медицинского центра, которым он владел и управлял уже много лет. За его столом сидел младший компаньон Платоша Сидоров и что-то писал, порхая всеми десятью пальцами над клавиатурой. Павлик не разглядел выражения его лица - при жизни так выглядели предметы, если бы на них посмотреть без очков. Зато рядом с Платошей, прямо на столе сидел небольшой задорный чертик, который Павлику явно обрадовался.
- Что, - спросил Павлик, - мухлюет?
- А то! - весело ответил черт. Он и раньше был не промах. А теперь еще и лекарства покупает подешевле. Какие-то сомнительные... А уж с налогами что творит!
- Ну и черт с ним! - равнодушно сказал Павлик и двинулся в операционную. Оперировал Олег, любимый ученик. Вокруг стола работали еще несколько человек. Павлик только догадывался, что это ассистенты, медсестры, стажеры и анестезиолог. Они были совсем призрачными. За плечом Олега стоял полноценный и могучий на вид ангел-хранитель. Он с удовольствием пожал руку Павлика и даже похлопал его по плечу.
- Теперь я при нем, - сказал Хранитель. - Хороший парень! Через несколько лет будет не хуже тебя.
- Ты не отвлекайся! - строго ответил Павлик. Помню я, как ты один раз отвлекся. До сих пор мороз по коже... Но вообще я рад, что при нем именно ты. Ну, прощай! Больше не увидимся. Они обнялись, и Павлик удалился из больницы.
Он немного полетал над городом, размышляя, не вернуться ли в склеп. Куст сирени привлек его внимание. Павлик забрался в самый аромат. Он не слышал ни детского крика, ни шума машин за оградой парка, легкая усталость и блаженный покой овевали его, как ветерок. Дух продремал так пока не почувствовал себя свежим и деятельным.
Через мгновение Павлик оказался у письменного стола за которым сидел его сын Митя. Они были близки при жизни Павла, и он стал видимым на секунду, причем одет был в майку, домашние штаны и шлепанцы. Митя заплакал.
- Папа, - сказал он, - я так скучаю по тебе. Мне уже сорок, у меня и жена, и любовница, а ближе тебя никого. И писать не могу. С тех пор, как ты умер - ни одного слова из себя не выдавил. Это так мучительно... что ни напишу - как будто чужие строчки. Это не стихи, а мерзость. Папа, помоги мне...
Павлик оглянулся - под потолком летала тетка с невероятной грудью, видной даже со спины, тяжеленными складками жира на животе и тощей задницей. Пронзительные светло-голубые глаза и кривые желтые зубы дополняли образ музы.
- Ты как сюда попала? - с любопытством спросил Павлик.
- Да я не знаю... - заныла тетка. Я жила при одном мужике - он патриотическую прозу писал. Все было отлично. А как ты помер, в эфире задули ветры, ураганы и смерчи. Меня в такой затянуло и я оказалась тут. А тутошняя девица, увидев меня, ахнула и исчезла. Я хочу домой, к своему майору. Небось он без меня скучает. У него план горит. Издатель, поди, звонит через день. А он без меня, как без рук. Ни героя прорисовать, ни сюжетный ход выдумать. Ну сделай что-нибудь, профессор! Ты же умный!
Павлик еще раз взглянул на нее.
- Понял, понял, кто твой подопечный, - сказал он. - Держись за меня. Сейчас вернешься к своему Захару. Тот без тебя вообще писать перестал. Свихнулся с тоски. Под пули полез...
Он перекинул тетку к ее писателю и она в восторге наградила его жарким поцелуем. Оттираясь, Павлик вернулся к сыну. Митя спал, положив голову на руки, а руки на стол. Лицо его еще было в слезах. Отец поцеловал лысеющую макушку, погладил по голове худосочную девицу с испуганным лицом, робко зависшую над Митей, хотел дать ей наставления, но вспомнил, что не смыслит в этом деле ни бельмеса. Все же он был умным человеком.
Больше ничего интересного Павлик придумать не мог. Вечность не казалась ему слишком долгой. Он вернулся в склеп. С месяц потусовался на кладбище среди других привидений. А потом переместился в лондонскую редакцию журнала "Ланцет" и стал исполняющим обязанности музы над правым плечом главного редактора журнала Ричарда Хортона