начитанной рептилией и не уклонился от чтения Киньяра Паскаля и Харуки Мураками, но истинное утешение находил перечитывая перед сном "Крокодила" Достоевского или листая перепончатой когтистой лапой старые подшивки юмористического журнала.
Галифакс жил в заведении для пожилых земноводных в Хамат Гадер. Это избавляло от необходимости беспокоиться о хлебе насущном. Завтрак, обед и ужин доставались ему без всякого труда - невкусные, но питательные и обильные. И самки плавали в том же небольшом бассейне, так что не было никакой необходимости заводить новые романтические связи, тратя на них драгоценное время и душевное равновесие. А значит, ничто не могло отвлечь Галифакса от размышлений о себе. Он размышлял о своем прекрасном теле гибком и защищенном от всяких напастей, о родителях, не уделивших ему своего внимания, но, судя по его собственной мощи и красоте, лучших экземплярах крокодильего рода. О детях, которые унаследуют его совершенные черты. О крошечных подобиях своих - ящеричках, иногда пробегающих по бортику его любимого бассейна и о гигантских драконах - крылатых огнедышащих крокодилах, которые властвовали когда-то над всеми живыми существами. О них Галифакс тоже читал охотно. Книги и журналы ему приносил смотритель питомника Костя, обнаруживший случайно, что Галифакс умеет читать и склонен к этому занятию. Много лет назад Костя прочел записку, нацарапанную когтем среднего пальца левой задней лапы на влажной глине. Там говорилось: "Принеси книг!"
Смотритель по характеру был похож на крокодила - ничему не удивлялся и шуму по пустякам не поднимал. Он соорудил в мелком месте, укрытом от взора посетителей, дощатый настил, на нем установил наклонный пюпитр и смирился с тем, что его книги кое где будут запачканы глиной и местами порваны неосторожным когтем. Костя и Галифакс никогда не делились впечатлением от прочитанных книг. В хорошем настроении Костя приносил "Он по улицам ходил, Папиросы курил, по-турецки говорил, - Крокодил, Крокодил Крокодилович! " А если был с похмелья, то больше Канта и Шопенгауэра или даже Жака Деррида. Чтение не волновало крокодила, но давало дополнительную пищу для размышлений в часы блаженного лежания в теплой водичке под жарким солнцем.
Однажды Косте повысили зарплату. Вернее, признали его лучшим смотрителем крокодилов на всем Ближнем Востоке и выплатили премию. Никаких особенных чувств он не обнаружил, но на следующий день побаловал Галифакса книжкой стихов, в которой была закладка. Стихов обычно ни один из них не читал, но страницу с закладкой Галифакс открыл и обнаружил там дивные строчки, которые впервые в жизни смутили его старое сердце.
Уже крокодил
У Фомы за спиной,
Уже крокодил
Поперхнулся Фомой;
Из пасти у зверя
Торчит голова…
Слова настойчиво возвращались и порождали живую трепещущую картинку. Наконец-то он понял, что имел в виду Аристотель, когда писал в Поэтике: Гомер был величайшим поэтом, потому что создавал драматические изображения.
Не то, чтобы Галифакс прежде не испытывал чувств – он отлично помнил, как в детстве ощущал страх, потому что был мал и медлителен, и не мог укрыться от обидчиков. Кроме того, прежде чем попасть в зоопарк, он иногда испытывал голод. Но нынешнее чувство захватило его душу целиком. Поэтому, когда Костя, как обычно, зашел в бассейн и направился к пюпитру поменять книгу, Галифакс подобрался к нему сзади, открыл пасть и… Голова, торчащая из пасти, еще успела спросить: «А книги??» Но было уже поздно. Во-первых, Галифакс не умел говорить, а во-вторых, он поперхнулся.
Да, чувство, спровоцированное поэзией, сыграло с ним злую шутку. Больше ему книг никто не принесет. Тем более, руководство Хамат Гадер издало распоряжение об усилении мероприятий по обеспечению безопасности сотрудников и посетителей.
Так что ни книг, ни человечины Галифаксу больше не видать