Халед был нашим уборщиком. В девяностые годы кроме арабских уборщиков появилось множество русских. Правда, только женщины. Мужчины - бывшие полковники и кандидаты технических наук предпочитали работать санитарами и охранниками. Прошло несколько лет и эти женщины постепенно стали начальницами смен, хозяйками этажей и ответственными за хозяйство, а потом и совсем исчезли, заняв положеные им ниши учительниц, литературных критиков и архитекторов мостов и туннелей. А арабские уборщики остались. Халед начинал работать у нас совсем мальчиком - мы с ним начинали одновременно: мне было под сорок, а ему лет 18 - 20. Он отличался от других уборщиков - бестолковых и нерадивых ребяткак лебедь в озере от крякающих уток в луже. Уборка была его призванием. Он мыл стены, полировал полы, протирал до хрустального блеска плафоны ламп, менял занавеси, чистил стулья, включая их внутреннюю, невидимую миру сторону. Отделение было не только чисто и уютно - он требовал от столяров и электриков, чтобы результаты их работы были эстетически безупречны и эргономически безукоризненны. Однажды он взгрел меня десятиминутным выговором за то, что налив чашку кофе на кухне я шла с ней по коридору, оставляя за собой след из маленьких коричневых пяитнышек. Работа была его жизнью. Как-то во времена одной из интифад, в Старом городе, где Халед живет и по сю пору, была объявлена всеобщая забастовка. Халед выбрался оттуда пешком в пять часов утра, сел на автобус и приехал на работу за час до начала рабочего дня. Нам он по-свойски, хихикая, объяснил, что ушел рано, так что его никто не видел, а младшему брату велел идти на демонстрацию, чтобы не посрамить семью перед соседями и не рисковать оказаться на заметке у палестинских функционеров.После того как наш этаж стал безукоризненным по удобству, чистоте и уюту Халеда перебросили на этаж дирекции, а нам стали присылать каких-то других уборщиков, причем их стало намного больше, а порядку, соответственно, намного меньше. Полы были вымыты только в центральных корридорах. Бумажных полотенец вечно не оказывалось на месте. Пыль на полках дожидалась пока ее не вытрет кто-нибудь из обитателей комнаты, ругаясь и проклиная хозяйственный отдел; занавески вовсе исчезли и вдобавок появились тараканы. Их было немного, но они были отборные - огромные, темно-коричневые с крепкими подвижными усами. Иногда какой-нибудь из них умирал своей смертью где-нибудь в коридорчике и тогда все сотрудники с замиранием сердца следили, сколько дней труп останется на своем месте, наглядно демонстрируя интервалы между основательными уборками. Шли годы. Мы жаловались и ворчали. Иногда, кто-то оказывался лучше других, иногда - хуже, но в общем почти одно и то же. В один из периодов у сотрудников стали пропадать disk-on-key. У кого готовый доклад на международную конференцию, у кого - курс лекций, которые он читает студентам университета, а у кого любимые статьи и фотографии школьных праздников любимых внуков. Стойкие онкологи не дрогнув переносили удары судьбы, пока дело не обернулось тем, что стали пропадать сладости. Ну уж на это не был готов никто. Шоколадки? Да ни за что! И мы обратились в службу безопасности. Там не моргнув глазом установили камеры слежения в нескольких кабинетах и обнаружили толкового и симпатичного уборщика flagrante delicto. Его, беднягу, уволили с позором и дело спасения утопающих в грязи еще некоторое время пребывало в руках самих утопающих: уборшиков надо было вызывать, журить, жаловаться, требовать и менять их начальство. И вдруг случилось чудо! Вы верите в чудеса? А я уже - да! Вчера к нам пришел Халед. Он теперь отвечает за чистоту и багоустройство нашего восьмиэтажного корпуса и, в силу тяжелого экономического положения Хадассы, еще и восьмиэтажного корпуса матери и ребенка. Вот теперь ни один таракан не посмеет сунуть к нам свой нахальный ус. И ни один уборщик не польстится на конфету. Чистота, сияющие лампы, симметрично развешеные и протертые картины, напоенные водой цветы, нарядные шторы и работающие замки - вот что ожидает нас в самом ближайшем будущем. Милости просим!
