Множество людей, которых я никогда не видела, доброжелательно здороваются со мной в коридорах. То-есть, это я их не видела, а они видели меня много раз, озабоченно пробегающую мимо, то с медицинскими документами в руках, то с каким-нибудь прибором, а то и с двухметровой лестницей-стремянкой. Им страшно и тревожно. Они смотрят на нас, уверенно снующих в белых халатах, и ждут какого-нибудь знака, заверяющего, что с ними или их родными все будет в порядке и закончится хорошо. Я всегда охотно и подробно отвечаю на их вопросы, отлично представляя себя, да, в сущности, и побывав на их месте.
Но среди многих тысяч лиц, которые я забыла, есть несколько десятков человек, навсегда оставшихся у меня в памяти.
На следующий день она пришла с другими девочками, которые тоже называли ее мамой. Оказалось, что госпожа Хусейни принадлежит к знаменитому древнему Иерусалимскому роду, который известен, среди прочего и своими видными разбойниками и здодеями. Она же, для компенсации их многовековых зверств, была почти святой, посвятившей всю свою жизнь, открытой ею на собственный счет, школе для арабских девочек. Она никогда не была замужем. Каждый день с ней приходила другая пара - по-видимому право сопровождать ее было для них почестью и наградой. Все они говорили на прекрасном английском, были хорошо воспитаны и искренне любили свою директриссу.
Лечился у нас и старый рав Кадури.
Другим незабываемым для всех нас пациентом был серьезный, мужественный рыжий и лобастый шестилетний Петухов. Он приходил на лечение со своим дедом. Спрашивал о том, что было действительно важно, выполнял все, что от него требовалось точно и безукоризненно и влюбил в себя безоговорочно всех сотрудников обоих полов. У него была какая-то редкая опухоль глаза, которая не угрожала его жизни, но зрение его нам, кажется, удалось спасти.
Еще одну девочку, которую мы все любили самозабвенно, звали Тирца. У нее была чудесная живая мордашка и фигурка эльфа. Она ходила в нарядных платьицах и лаковых туфельках.
После нескольких курсов лечения, которые ей пришлось пройти у нас, она чувствовала, что все вокруг свои, которым она может доверять как собственной маме. Я помню сценку, когда она увидела на стене картину и спросила взрослого, который стоял рядом :"Что это?".Мужчина, который случайно стоял в коридоре рядом с картиной был великим драматургом. Его гениальный саркастический ум создал множество странных и потрясающих душу образов, но ангелоподобный ребенок в онкологическом отделении оказал на него парализующее воздействие. Он смотрел на нее с настоящим ужасом. Тирца полностью повернулась к нему, показала пальчиком на картину и спросила еще раз, громко и раздельно :"Что это?". Это зонтики - пробормотал писатель.
Через пол года их обоих не стало.
Совершенно особенным, незабываемым образом была Клер Шмидт. Она работала адвокатом и всегда ходила в белой блузке и узкой черной юбке, невообразимо грязных, мятых и вонючих. Она была настоящей мегерой - вопила пронзительным голосом и колотила медсестер и техников всем, что попадало под руку. Иногда она снисходила до дружеской беседы с кем-нибудь из нас. Ее любимцы постоянно менялись. Когда я была на этом месте, я узнала от нее, что приводить персонал в ужас - составляет предмет ее гордости. Когда ей нужно было сделать новый рентгеновский снимок, она презрительно отказалась и от направления и от предложения выслать по факсу денежные обязательства больничной кассы. "Посмотрим, как они не сделают снимок, когда я приду и скажу, что мне нужно" - злобно сказала она, направляясь в отделение рентгена, где ее отлично знали. Разумеется, она вернулась через пол часа со снимком в руке и торжествующей улыбкой.
Хронической язвой, не заживающей в моей душе является история маленького мальчика в большой бархатной кипе, который рассказал мне, что он сам виноват в своей болезни. Ему все время больно потому, что на песах он нашел в кармане курточки хлебную крошку и съел ее.
Да будет проклят во веки веков и горит в аду до скончания времен тот, кто сказал ребенку, что страшную мучительную неизлечимую болезнь он вызвал сам, согрешив перед богом, который не прощает маленьким мальчикам их маленьких шалостей!!!
Последним, о котором напишу сегодня, был человек, любимый каждым из тех, кто читает эти строчки. Он выздоровел и поэтому я не могу упомянуть его фамилию, но обаяние его личности, шутит он, или говорит серьезно и печально,- больше чем прелесть всех его книг, покоривших две страны. Мы вылечили его и еще много лет он будет радовать, смешить, печалить и доставать своими парадоксами каждого из нас и, конечно - и главное - самого себя.
