Ивритом и английским она пользовалась для ежедневных нужд и чтобы преподавать студентам и интернам. А французский выучила только для поездок по Франции, которую любила даже несколько чрезмерно, учитывая скептический склад ее ума и невосторженный образ мыслей. Узкой специальностью ее было бесплодие. Сотни израильских младенцев родились только благодаря ее умению и настойчивости. Кабинет ее блистал самым передовым оборудованием, а методики лечения учитывали самые последние статьи медицинских журналов. Пациентки, медсестры и интерны - если и не трепетали ее, то отчетливо побаивались - острый язык и нежелание сглаживать углы. Короче говоря, в своем кабинете и операционной она царила вполне полновластно.
Однажды в больнице Яна почувствовала сильную боль в сердце и близкий товарищ, кардиолог, столь же успешный, как и она, сам провел обследование. Он оказался ужасно ею недоволен. "Что ты себе позволяешь? - кричал он. Из деревни, что ли, приехала? Тебе надо было сделать шунтирование год назад! Сосуды забиты - ты вообще можешь умереть! На операцию немедленно!" И Яну уложили на каталку и отвезли в операционную.
Дальше все покатилось по совершенно незнакомым ей рельсам. Ее переодели, не особенно вникая в ее пожелания, довольно болезненно вскрыли необходимую вену, ввели катетр и все это под аккомпонимент непрекращающейся боли в сердце и полного отсутствия контроля с ее стороны. В какой-то момент операции ей стало резко хуже.
А историю эту рассказала в Париже, куда взяла меня с собой, чтобы показать прелести милой Франции. Там я сделала неумелые фотографии и, не зная, что мне с ними делать, открыла блог в Живом Журнале, куда их и поместила.
