С нежностью вспоминаю Грузинский институт энергетики, в котором я проработала несколько счастливых лет, перед отъездом в Израиль. Небольшой отдел профессора Хуберяна располагался в трех комнатах и представлял собой довольно пеструю компанию, связаную узами взаимной симпатии. Там работала очень близкая моя подруга, и поэтому вопрос душевной акклиматизации в новом коллективе прошел на ура!. Она предварила мое появление рассказами о моих действительных и вымышленных достоинствах и меня приняли очень хорошо. Все они были инженерами и только мы с подругой закончили физический факультет, и имели о сопромате и теории строительных конструкций самое смутное понятие. Однако, не боги горшки обжигают. Было довольно интересно, и люди вокруг оказалсь симпатичными и занимательными. С некоторыми я сблизилась, другие остались приятелями. Одна из молодых женщин оказалась более удаленной, чем остальные. Ее звали Розой. Она приехала из маленького приморского городка и работала над своей диссертацией, как и каждый из нас. У нее было удивительное свойство. Ее одежда, обувь чулки, волосы всегда были в идеальном порядке. Юбка никогда не мялась. Стрелка шла точно в середине лодыжки и не изгибалась в сторону ни на милиметр. Никакой дождь не мог сделать ее волосы вислыми сосульками, как это постоянно случалось со мной, да и с другими - кроме лысого шефа и безволосого, благодаря редкой болезни, Мориса. Но самое удивительное - лужи, через которые приходилось в дождливую погоду прошлепывать между остановкой автобуса и широкими величественными ступенями института - не оставляли на ее чулках и светлом плаще никаких следов. Я искренне восхищалась - это была фея вежливости и точности. Она никогда не шутила, но улыбалась нашим шуткам. В отличие от прочих, она занималась мягкими вантовыми конструкциями и хотя у нее были серьезные проблемы, никто из нас не мог что-нибудь посоветовать - все остальные были погружены в расчеты арочных плотин. Роза билась на своем фронте совершенно одна. Ее результаты оказались парадоксальными, и шеф уже подумывал о теоретическом обосновании этого удивительного явления, которое он должен был закончить к Розиной защите. Однако защита не состоялась. Однажды ночью, в квартире своих дальних родственников, у которых она жила в Тбилиси, Роза внезапно умерла от таинственной болезни - арахноидита. Я проплакала всю ночь, представляя, как она одна раздетая и одинокая лежит в морге на цинковом столе. Казалось, если бы она лежала дома и кто-нибудь держал ее за руку, дело было бы более поправимым. Наутро приехали родители и забрали тело, чтобы похоронить его на кладбище в Очамчире. Похороны были назначены через неделю. Ведь с Розой должны были проститься множество человек. Неделю они сходились со всего города и съезжались из деревень, чтобы вечерами обойти вокруг открытого гроба, поцеловать ближайших родственников, сидящих на стульях вдоль стен, а потом поцеловать покойницу в лоб и оставить на крышке гроба букет цветов. Приехавших и оставшихся до похорон надо было кормить - соседи собирались во дворе дома, резали кур, пекли хачапури, варили кофе. Мы приехали на похороны в последний день. То, что мы увидели трудно достоверно пересказать. Уже на вокзале нам охотно и без вопросов показали, как пройти к дому директора школы у которого скончалась юная невинная дочь. Улица была полна народу. Во дворе вообще не протолкнуться. Блеял баран, которого готовились зарезать к огромным поминкам - пришли не только все, кто когда-нибудь учился в школе, но и родители всех бывших учеников. Съехались не только родственники из деревень, но и их ближайшие соседи. Двор кипел хозяйственной деятельностью. Входящим сразу же давали напиться и предлагали закусить. Наконец мы вошли в залу. Посредине комнаты на возвышении стоял гроб. В нем лежала наша Роза в подвенечном платье. На груди блестел толстенький золотой крестик. В руке была зажата сторублевая бумажка - щедрая плата Харону. А в ногах - о ужас! - лежали колоды перфокарт - все, что Роза сделала для Хуберяна за годы работы. Мы посмели только переглянуться. Поцеловали всех, кого следовало, проводили нашу подругу до могилы и не вернулись с кладбища на поминки, потому что опаздывали на обратный поезд в Тбилиси. Мы были потрясены. Подвенечное платье - специально сшитое к похоронам, сторублевка, крест и перфокарты. Всю дорогу домой сквозь приличную случаю и вполне искреннюю печаль прорывались вспышки смеха и молнии неуместного веселья. Мы болтали без умолку. Прикидывали, как скажем Хуберяну, что от программы расчета мягких конструкций не осталось камня на камне, и что он, бедняга, ответит... Впрочем, Хуберян мне же и поручил восстановить программу, а когда я написала ее заново, там не обнаружилось никаких парадоксов. Оболочки растягивались и провисали точно в соответствии с теорией вариационно-стержневого метода
