Начальником отделения радиотерапии был почему-то военный врач. Его звали звонким детским именем Зелиг. Мы обожали его и у нас были на то свои основания. Он был красавец, прекрасный онколог и полковник действительной службы. Женщины любили его и пользовались взаимностью. Кроме сотрудниц. По-видимому, у Зелига были на этот счет
Был когда-то забавный мультик, в котором спесивый царевич собирался прикончить Змея Горыныча, как велит долг витязя. Имей в виду - предупредил его доброжелатель, - этот Змей как раз витязями и питается…
Муж нашей пациентки – владелец фармацевтического княжества – обладал среди прочего, десятком адвокатов, специализирующихся на медицинских исках. Собственно говоря, они и жили-то за счет медицинских ошибок. Так что объяснение Зелигу предстояло нешуточное. Он зазвал их в свой кабинет и выложил все как есть. Через пол часа супруги вышли из кабинета шефа спокойные и почти довольные. Не знаю, как уладился нарождающийся скандал, но думаю, что они отыскали общих армейских друзей, или выяснили, что воевали вместе в какой-нибудь из наших войн, или что-нибудь в этом роде.
Вообще военное прошлое связывало Зелига со множеством разных людей. Управляющий делами министерства здравоохранения был его командиром роты; премьер-министр был майором в том полку, где он служил лейтенантом; старшая сестра больницы была той самой Рути, которая складывала парашюты его взводу (выходит, он был когда-то и десантником?); водопроводчик, который чистил засорившуюся раковину у него в кабинете, был сержантом на офицерских курсах, когда он там учился…
Он мог делать несколько дел одновременно – почти как Наполеон, плюс говорить по телефону. Великолепным его талантом была способность выбирать одно решение из двух возможных. Там, где другой потратил бы часы на взвешивание и обдумывание недостаточных для решения доводов и контрдоводов, Зелиг решал за пару секунд, твердо и бесповоротно. Вероятно, он иногда ошибался, но мы об этом ничего не знали. Он был не из тех, кто любит прилюдно обсуждать свои ошибки. Только один раз я видела его тяжелые колебания. Он лечил маленькую девочку с огромной опухолью, примыкающей к почке. Зелиг рисовал на рентгеновском снимке поле облучения. Нарисовав его, он стер одну линию и передвинул ее на сантиметр влево. Я поняла, что он боится оставить необлученной невидимую глазом границу опухоли. Тогда она снова вырастет и убьет ребенка. Потом он снова стер эту линию и передвинул ее немного правее, и стало ясно, что он не решается облучить единственную почку, оставшуюся после операции. И так он рисовал и стирал, и изгибал линию, и шел на компромисс, и отказывался от компромисса, и было страшно даже присутствовать при этом, а не то, что принимать эту ответственность на свою душу.
Больные любили его за надежность. Он выслушивал их и даже не подавал виду, что его время страшно дорого и в переносном, и в самом прямом, шекелевом, смысле. Однажды я слышала его беседу с пациентом, который переехал в Иерусалим из Англии. Тот рассказывал, что жил в Манчестере и давно хотел вернуться домой, но последние 8 лет лечился от рака у своего врача, очень верил ему и не решался с ним расстаться.
«Мой врач был очень похож на тебя - рассказывал он – такой же высокий, молодой как ты. Ты ведь не куришь? Вот! И он тоже не курил».
«Так что же ты его бросил?» - улыбаясь спросил Зелиг
«Понимаешь, он вдруг заболел раком и умер за один месяц» - расстроено ответил старик.
«Что ты меня пугаешь?» - закричал Зелиг, Он еще улыбался, но улыбка его была бледновата.
Теперь Зелиг работает в Филадельфии. Он там директор Института радиотерапии. Думаю, бюджет его больницы больше бюджета нашего министерства здравоохранения.