Я честно пыталась следовать их божественной безупречности - чередовать утолщения (нажим на ручку, высунутый кончик языка, сдувание прядки волос, падающей на глаза) с волосяными кончиками букв. Ничего похожего на оригинал не получалось никогда.
Я и сейчас, объясняя кому-нибудь предметы, нуждающиеся в графических пояснениях, изображаю хорошо известные мне вещи настолько невразумительно и неоднозначно, что посмотрев на исписанный листочек, разыскиваю соответствующую книгу, и показываю на напечатанной схеме или графике, что, собственно, я имела в виду. Нечего и говорить, что нарисовать что-нибудь неформальное я совершенно не в силах. То-есть, могу, конечно, но на моих рисунках кошка и слон выглядят совершенно одинаково: огурец с четырьмя ножками и парой ушей.
Компьютерная эра внесла комфорт в мое сочинительство.
Я теперь могу скрыть основополагающую смятенность своей души, которая открывается каждому, кто держит в руках мою рукописную страничку. Иногда, в особых обстоятельствах, я еще пишу от руки и тогда, вглядываясь в написанное, пытаюсь понять, что значат лихорадочные разрывы между буквами в длинных русских словах, куда подевались точки над i и черточки у t по-английски, и кто вообще разберет, написанное мной на иврите.