В молодости Гефест любил женщин. Не каких-нибудь искусных в любви безупречных красавиц. Таких ему и даром не надо было. Он был женат на такой и она надоела ему уже в первые пятьдесят лет.
Ему нравились деревенские бабы - энергичные и решительные. Без фокусов и претензий. Плотные кудрявые девки с деревянными бусами на загорелой шее. Сноровистые и работящие.
И они отвечали Гефесту взаимностью. Он, правда, не был красавцем, как его олимпийские братья. Не пускал пыль в глаза чудесами, прихрамывал, не метал молний, и пахло от него пОтом и дымом. Даже не всегда признавался, что он бог. Однако в любви был решителен и неистов. Управлялся в полчаса, оставляя подружку совершенно довольной.
Поспав часик, они вставали и съедали десяток свежеиспеченных лепешек с козьим сыром, запивая завтрак молодым вином из подвала. А потом, добродушный и милостивый, Гефест предлагал починить то, до чего у нерадивого мужа никогда руки не доходили. Удлинить цепь колодца, наладить ворот, отковать новую ось для двери, которую уже просто прислоняли к входу в дом или даже сложить из камней специальный маленький колодец, через который дым очага выходил прямо на крышу, оставляя воздух в доме чистым и прозрачным.
Хозяйка радовалась и гордилась. А муж, вернувшись со стадом с пастбища, только отводил глаза, не смея задавать вопросов.
Однажды возвратившись от своей земной зазнобы на Олимп, Гефест почувствовал, что скучает. Он потолкался среди пирующих богов, послушал их болтовню, выпил амброзии - не полегчало. Пошел в кузницу.
Занялся выдумыванием хитрого сундука, который обещал Гермесу для хранения сандалий - не увлекло. Тогда, послонявшись из угла в угол, кузнец махнул на все рукой и вернулся к своей любезной Алкесте. Он стукнул в дверь, которая теперь отлично закрывалась и даже имела крючок изнутри.
Алкеста отворила.
- Не, - сказала она. - Сейчас муж придет. Не могу! Он, конечно, муж завалящий. Что в поле, что в кровати толку не много. Пустозвон и забияка. А все же я ему жена. Коли он пришел домой - его право.
Гефест почесал затылок. "Кто у вас теперь царем?" - спросила он
- Известно кто! Менелай! И Елена царицей!
- А, слышал, слышал. - пробурчал Гефест. - Сегодня на Олимпе болтали. И, вроде, у них Парис гостит теперь?
- А мне почем знать? - сварливо сказала Алкеста. Мне бы со своим гостем разобраться.
- Ну, не ворчи! - ответил Гефест. У меня тут есть кое-какие знакомства. По работе... Эроту стрелы кую, Гермесу сундук обещал. Деловые связи... Я с ними поговорю.
Думаю, на днях Менелай соберет дружину и отбудет на войну. Елена ваша - та еще штучка. Вроде моей жены. Так что муж твой уедет с царем лет на десять. Ты же не против?
- Совсем не против! - отвечала Алкеста! Ты всяко лучше его! А через десять лет видно будет. Может, он вернется с добычей - пара рабов в хозяйстве большая подмога.
- Значит, договорились, - решил Гефест. - Как они отплывут, я к тебе перееду. Моя жена этой войной так увлечется, что и не заметит...
А вы говорите :"Бессонница, Гомер, тугие паруса..."
и даже носила маленькую золотую корону. Но молодость миновала и все это осталось в воспоминаниях, которыми Гуля почти ни с кем не делилась. Она стала молчалива и разборчива. Ценила теперь хорошее питание. Поймав комара прикидывала, годится ли он для вдумчивой дамы не первой молодости. Бывало, что и не ела, если был слишком жирен или неаппетитно тощ. Круг общения - да и не круг, а скорее ква-драт ограничивался несколькими ци-ква-дами и парой кузнечиков. Те неумолчно стрекотали, так что Гуля почти все пропус-ква-ла мимо ушей.